Печальная статистика уже сейчас впечатляет, и, по мнению специалистов, она может возрасти. Первый вопрос вам как химику: что же за "спецсредство" было применено при освобождении заложников?

– Речь может идти об отравляющем веществе (веществах) из группы так называемых инкапаситантов, предназначенных для временного вывода из строя людских резервов противной стороны. Что применялось конкретно при штурме здания в московских Дубровках? Примерный перечень возможно известен – американская пресса называет, например, некий аналог элениума, но не будем строить версии. Представители спецслужб настаивают на праве иметь профессиональные тайны. В данном случае выдвигался аргумент, что подобная информация может быть полезна террористам в будущем: вычислят, какое противоядие нужно использовать в аналогичной ситуации.

– Но ведь Россия присоединилась к Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении. А тут – применение в самом центре Москвы?

– Нет, конвенция разрешает использовать инкапаситанты. Идея создания подобного – несмертельного – химического оружия начала реализовываться в ряде стран, включая Россию, после Второй мировой войны, и сама по себе идея недурна. Существуют аэрозольные генераторы с определенным радиусом действия, например, в 50 квадратных километров, с помощью которых можно распылить отравляющие вещества и парализовать на время силы противной стороны.

– Факт применения "спецсредств" официально признан, хотя на первых порах использование газа при освобождении заложников отрицалось.

– Разумеется, спецслужбы имеют право на тайны. И можно было бы принять эту логику безоговорочно, не иди речь о сотнях, без малого тысяче, мирных людей, оказавшихся во время штурма на "противной стороне". Обычно противник – здоровые, молодые мужчины, но в помещениях театра находились люди всех возрастов, от детей до стариков, порой страдающие теми или другими болезнями. Группы риска, как сказали бы медики.

– Что же сделано не так?

– После первого этапа операции, закончившегося уничтожением основной массы боевиков, участники штурма, подоспевшие спасатели оказались среди сотен нередко обездвиженных людей, подвергшихся воздействию отравляющих веществ. Возможно, военные токсикологи, контролирующие организаторов штурма, допустили перебор с их концентрацией. Специалисты военного ведомства не привыкли мыслить в категориях обеспечения безопасности гражданского населения. "Военные игры" порой кончаются для него трагически. Очевидно, что спасатели начали действовать по сценарию традиционному в условиях операции абсолютно нетрадиционной. Все видели в телехрониках, как обессиленных, потерявших сознание людей волокли по полу, претаскивали, буквально перекинув через плечо, потом складывали на асфальте, на земле.

– В тот момент нам казалось это героизмом. Каково это, перетащить одно за другим десятки отяжелевших тел одному человеку?

– На самом деле стояла другая проблема: яд – противоядие. Готовящие операцию специалисты, знающие, что будет применено при штурме, обязаны были предусмотреть необходимость быстрейшей реабилитации пострадавших заложников. Прямо на месте все люди с симптомами отравления должны были получить инъекцию противоядия; таковое, несомненно, есть и у примененного при штурме газа. Такие инъекции сделаны были профилактически и участникам штурма и спасателям, не считая использования ими средств индивидуальной защиты. Сотни пострадавших отправлены в обычные городские больницы, не имеющие в основном отделений токсикологии. Думаю, что и там не все получили противоядие У руководства города было время до штурма подготовить больницы к приему пострадавших, что не было сделано в должном объеме. Требовалась масштабная антихимическая операция. Героический характер первой части штурма контрастирует с тем, что последовало дальше.

– Можно ли упрекать в этом медицинские службы? Возможно, по соображениям секретности их не посвятили в детали операции и ее химическая составляющая оказалась для них неожиданной?

– Секретность – давний фетиш, используемый часто не в пользу населения. Силовая акция была неизбежна, но при этом на кон были поставлены сотни человеческих жизней. Нет такого права у государства. И у лиц, его представляющих. Не надо было объявлять на весь мир о готовящейся химической атаке, но обязательно требовалось подготовить московские больницы к приему людей, могущих от нее пострадать. Не сделали этого, не сделали. В стационарах должны были поработать военные токсикологи, подготовить персонал, позаботиться о снабжении средствами дезинтоксикации. Каждый сотрудник службы спасения тоже должен быть готов к грамотной работе с пострадавшими. Секретность от этого не пострадала бы. Героизм одних и тут же рядом непрофессионализм других – сочетание для нашей страны довольно обычное.

– Как химик и авторитетный эксперт по химической безопасности вы видели то, что открывалось не каждому взгляду, интересно, что ощущали просто как житель города, очевидец и свидетель (благодаря ТВ) всего происходящего в дни московской трагедии? Заметили всплеск антивоенных настроений, который тут же кое-кто начал трактовать как проявление "стокгольмского синдрома"?

– Как всякому нормальному человеку, мне очень хотелось, чтобы террористы не победили. Безусловно, им нельзя было давать никакого шанса. Операцию по штурму здания провели, казалось бы, успешно, но… Если о событиях этих дней будет написана книга, назвать ее стоит "Украденная победа". Дело-то делалось правое, не дворец Амина штурмовали, тем досаднее последующие промахи, стоящие кому-то жизни. И войну, конечно, надо заканчивать.

Беседу вела Наталья САФРОНОВА

Источник: Medvestnik.ru